Психотерапия и чудо

Иллюстрация из ru_nemi

У меня частенько спрашивают, как моя вера в чудо, сочетается с любовью к психологии. Как вообще одно может сочетаться с другим? Искореняет ли психотерапия веру? С научной точки зрения мой ответ попал в статью “Ресурсы и ловушки мифологического мышления: обзор работ Г.Б. Бедненко” в журнале практического психолога (№2 за 2003 год). Там про то, чем магическое мышление может быть полезно в психологической практике и зачем оно все еще живет в рациональном человеке. Ну а попроще могу рассказать на примере моего опыта.

Однажды я решила стать настоящим, а не кабинетным психологом, и даже психотерапевтом. Чтобы стать таковым, я пошла на психотерапию. Помню, что в те времена я верила в чудеса. Слово “волшебно” возникало почти каждую встречу с моим психотерапевтом. Я радовалась, как ребенок, красивым совпадениям и симметрии рисунка моих отношений с миром, в том числе с психотерапевтом, обучающей группой, моими близкими. От восторга захватывало дух: “Как же здорово и красиво все складывается!”
Постепенно я начала замечать, что повторяющийся рисунок жизни – это привычный паттерн отношений. И нет никого, кроме меня, кто так дивно все обустраивает, что истории повторяются. А корни этого паттерна, как ни банально, скрывались в детстве и отношениях с родителями. Думаю, мои родители приобрели свое привычное поведение, оглядываясь на своих. И т.д. Похоже на кельтский узор со множеством перекрывающихся слоев и запутанных дорожек.
Выяснилось, что моя чудесная проницательность сводится к способности находить людей с похожими проблемами и быстро сбегать от людей, сильно от меня отличающихся. Последних я, сама того не понимая, боялась, потому что их поведение я не могла объяснить, а значит предсказать.
Мое “ощущение места” на поверку оказывалось проекцией собственного до конца не осознанного состояния. А эмпатия и вовсе была откалиброванным проектором собственных эмоций. Мне предстояло долго учиться сочувствовать переживаниям, отличающиеся от моего текущего состояния. И это была совсем не та эмпатия, от которой мурашки бежали по коже, когда я читала “Трилогию пси-корпуса”.
Мои приступы “божественного вдохновения” оказались хитрым способом обхождения с эмоциями и желаниями. Уже в школе я знала, что вместо того, чтобы злиться, можно написать жестокое стихотворение или сказку. То же можно делать с желанием близости с симпатичным человеком. Зачем что-то делать в отношениях, когда можно посвятить человеку рассказ или даже целый пусть и выдуманный мир?
Мои боги оказались воображаемыми фигурами идеальных родителей и супругов, созидательных или разрушительных, что и определило мою веру в “то, что наверху, то и внизу”. Причем боги эти явно были частями меня самой. И выходило, что либо я сама о себе забочусь, сама люблю и сама разношу свою жизнь в тартарары, либо зову для этого в свою жизнь других людей, которых тут же наделяю почти что божественной властью.
Так чудеса стали уходить из моей жизни. На сессиях с моим психотерапевтом я все больше говорила: “А это всего лишь…”. Мне не хватало ощущений, сопутствующих чуду. Одиноко стало в мире, у которого я забрала все вмененные ему проекции. А вместо полета мечтаний появилась ответственность за то, как я использую открытые в себе механизмы управления картиной мира. То есть никто не мешает молиться тем же богам и писать стихи, но я отлично понимаю, что при этом делаю, а частенько еще и как это меняет мой мозг. Терри Пратчетт где-то писал: “Слово “магия” – лишь другой способ сказать “я не знаю”. Я многое про себя узнала, и никаких чудес не осталось: все объяснимо и совсем не чудесно. Банальная реальность и минимум фантазий. Фокус перестает быть волшебством, когда ребенок узнает, как он устроен.
Правда, на место фокусов, которые я проделывала с собой бессознательно, пришло искусство использовать их набор, когда мне действительно нужно. Проекция прекрасный способ создавать не только богов, но и персонажей рассказов. А умение потерять границу с кем-то или чем-то – здоровский способ вживаться в образ, если вдруг приходится играть на сцене или где-то еще.
Если бы все развивалось таким образом и дальше, я бы ушла из психотерапии. И тем более не стала бы заниматься этим профессионально. Я бы никогда не осмелилась продавать людям “избавление от чудес”. Да и кто бы купил? Я даже участвовать в таком не хочу.
Но позже я стала потихоньку замечать чудеса иного рода. Во-первых, это выпадение из “мировой симметрии”. Когда вдруг удается что-то почувствовать и сделать по-другому, да еще и по-своему. Когда вдруг злость удаётся не выкинуть в лицо человеку взрывом и не упаковать в набор рифмованных строчек, а использовать для развития отношений. Даже если строчки уже написаны. Или когда внезапно исчезают внутренние ограничения, которые раньше казались реальными бетонными стенами, а вместо стены появляется выбор: двигаться дальше, стоять на месте или пойти вовсе третьим путем. Раньше от этих чудес я пряталась в структурах и планах.
Во-вторых, это чудо различий. Думаю, раньше я различия вообще особо не замечала. Теперь же это нескончаемый источники энергии и удивления. Я смотрю на небо и вижу звезды, а ты смотришь на небо и видишь луну. Это один мир, я и ты, совпавшие в физическом мире, но такие разные в психическом. И после этого я и ты умудряемся что-то делать в месте! Ну или умудряемся не делать, но это уже более ожидаемо. Раньше от этих чудес я пряталась в якобы знаниях.
В-третьих, при ближайшем рассмотрении ощущение “чуда” оказалось смесью удивления, восторга и восхищения. А они никуда не делись. Я по-другому, но все равно люблю истории, в которых раньше узнавала себя. Правда, теперь уже не все. Когда я посмотрела на них со стороны, а не изнутри идентифицировавшись с персонажами, не все мне понравились по форме изложения. Думаю, что мои восторги стали чуть яснее связаны с тем, что есть вокруг, а не только с тем, что у меня внутри по их поводу происходило. Думаю, это как с наслаждением видом заката. Оно никуда не девается, даже если я понимаю, что на самом деле лучи закатного солнца не окрашивают все вокруг в алые, розовые, золотые оттенки, да и цвета вообще не существует в физическом мире. Даже восторг от узнаваемого узора остался, просто стал чуть чище, и не омрачается больше беспомощностью и безысходностью.
Если говорить еще проще, то раньше мне было доступно интенсивное проживание удовольствия исключительно в знакомых или хотя бы узнаваемых, четко определенных условиях. Что еще больше усиливало мое стремление к их повторению. Сейчас появилось что-то еще, что немного расширяет возможности экспериментирования с новыми способами действий. Такое вот “обыкновенное волшебство”. И это только начало.

© 2014 – 2016, Татьяна Лапшина. Все права защищены. Распространение материалов возможно и приветствуется с указанием ссылки. Для модификации и коммерческого использования, свяжитесь с автором