Некоторое время назад по сети прокатилась волна восторженного цитирования статьи психолога Катерины Мурашовой “Кого боятся подростки?”. В этой статье она описывает свой “эксперимент”, в котором 68 подросткам было предложено отказаться от общения на 8 часов. По условиям задания можно было заниматься чем угодно, только не вступать в коммуникацию, а также не использовать компьютер и другие гаджеты. Если состояние в результате эксперимента становилось невыносимым, подросткам разрешали прервать эксперимент. Рабочая гипотеза была следующая: “Современных детей слишком много развлекают, в результате они не умеют сами себя занять, избегают встречи с самими собой, от чего, в свою очередь, своего внутреннего мира совершенно не знают и даже боятся”. В результате лишь трое подростков довели эксперимент до конца. Остальные пережили трамвматический опыт с разной степенью соматизации собственных переживаний, причем каких – по статье так и не понятно. Из чего автор предлагает сделать вывод читателям. Что я и попыталась сделать в своем блоге.
Я не буду обсуждать корректность такого эксперимента, с точки зрения методологии науки. Во-первых, это отлично сделал в своем блоге richard_grm. Во-вторых, очевидно, что автор понимает под экспериментом аналог психотерапевтической интервенции. Поэтому правила методологии науки на него не распространяются. Но логику никто не отменял. Гипотезу “Подростки не умеют занять себя” можно проверить, сравнив состояние человека, когда ему предложен ограниченный набор развлечений, и когда он предоставлен в выборе развлечений сам себе. Тогда можно было бы сравнивать две ситуации, как себя подросток в них ведет и чего переживает. Кстати, многие подростки, участвовавшие в эксперименте, отлично смогли занять себя: уроками, хобби и другими делами, которые отчего-то не принесли им облегчения. Гипотезу “Подросток боится остаться с собой на едине” можно было бы проверить, сравнив ситуации, когда перед подростком стоит задача на взаимодействие со своим внутренним миром и задача на взаимодействие с миром внешним. Таким образом, оисанный эксперимент не может подтвердить ни первую, ни вторую гипотезу, будь она экспериментальной или терапевтической, я не могу. Но результат получен. Как его можно объяснить?
Ведущей деятельностью подросткового возраста является интимно-личностное общение, которое предполагает коммуникацию и взаимодействие со сверстниками и старшими товарищами, а через них – с социумом. Человек среди прочих равных выбирает ведующую для своего возраста деятельность не ради стремления к развлечению – в этой деятельности формируются важные психологические новообразования периода. Для подростков это идентичность, Я-концепция, чувство взрослости, критическое (и диалогическое) мышление, волевая регуляция с ориентацией на деятельность. За сформированным новообразованием на физиологическом уровне стоят сложившиеся функциональные системы. То есть мозг стремится реализовывать ведущую деятельность, потому что в данный момент готов наилучшим образом закрепить те связи, которые лишь в этой деятельности устанавливаются. Иными словами, мозг настроен на поддержание деятельности общения до тех пор, пока все, что нужно, не сформируется.
В своем эксперименте Катерина депривировала потребность в общении в момент сензитивного периода, когда она является ведущей. Учитывая значение общения в данный период времени, когда даже интроверты выползают из своих раковин и пытаются строить отношения с людьми, становится понятной паника, которую переживали описанные подростки. Попробуйте запретить пяти-шестилетке играть с друзьями в дочки-матери, а годовалому ребенку – передвигаться и манипулировать с разными предметами, вы получите похожую реакцию. Можно усомниться в адекватности интенсивности реакции. Но тут важно помнить два момента. Во-первых, подростки из эксперимента уже посещали психолога, то есть какие-то сложности у них возникали. Во-вторых, количество прикладываемых усилий для выполнения задачи и, как следствие, количество переживаемых эмоций могло многократно возрасти из-за некоторой вычурности задачи и особенности условий. Все мы помним, что происходит в голове, когда мы получаем задачу не думать о желтой обезьяне. Если человек решает не есть сутки, его мысли постоянно возвращаются к еде. Но стоит заняться интересным занятием, которое требует полного сосредоточения в течение 24 часов, тот же человек о еде даже и не вспомнит. Также многие помнят пословицу: “легко быть святым на горе Тянь Шань, сложно – не базаре”. Легко отказаться от общения сидя одному в комнате. Сложнее, когда тебе нужно сходить в магазин или ты гуляешь по многолюдному парку.
Сохранность потребности в общении у подростка во многом определяет, что с ним будет на следующем возрастном этапе. Насколько устойчивой будет его идентичность, насколько разовьется внутренний диалог (который является одной из самых важных способностей для познания внутреннего мира), как будут организованы волевые процессы, которые понадобятся ему в освоении профессиональной деятельности, как пойдёт развитие эмоционального интеллекта, насколько он будет готов образовывать привязанности, необходимые для формирования дружеских отношений и семьи (тоже своего рода зависимости).
Автор статьи, давая объяснение полученным данным, игнорирует тот факт, что подростковый возраст – традиционный момент сепарации от семьи и поиска своей ниши в обществе. В этот момент подросток мучительно переживает конфликт между зарождающейся взрослостью и зависимостью от родительской семьи. Естественно, он может переносить этот конфликт на любые ситуации, в которых он отчего-то зависит. Особенно, в ситуации депривационного шока, когда активно включаются механизмы психологической защиты. Отсюда становятся понятными метафоры «зависимость», «получается, я не могу жить без…», «доза», «ломка», «синдром отмены», «мне все время нужно…», «слезть с иглы». Предложите подростку на сутки отказаться от еды – с большой вероятностью вы получите тот же дискурс: “не ужели я слабак и не могу переломаться”, “я не могу без неё”. Чем больше вызов ситуации, тем больше человек будет драматизировать неудачу и тем больше будет простор для проекций.
С учетом всего, что уже сказано, я могу лишь гадать, испугались ли подопечные Катерины себя и своего внутреннего мира. Но я точно могу сказать, что в них присутствовал страх неудачи – вечный спутник сильной мотивации достижений. Возможно, страх потерять контроль за своим состоянием.
Ну и мотивация у них что надо для своего возраста 😉
© 2012, Татьяна Лапшина. Все права защищены. Распространение материалов возможно и приветствуется с указанием ссылки. Для модификации и коммерческого использования, свяжитесь с автором