Tag Archives: психология

Теория привязанности и воспитание счастливых людей

Такая странная последняя страница, потому что это первая в моей жизни книга, прочитанная с телефона. Как я уже писала: какие условия, такие и книги :Р Наверное, это высшая форма эготизма современных матерей – вместо установления контакта с младенцем во время кормления читать книжки о привязанности. Но тут что есть, то есть.
В общем, книга Карла Бриша – теория привязанности для чайников в смысле для родителей. В описании написано, что и для психологов и прочих помогающих практиков. Но для них тут, ИМХО, маловато глубины. Ну или такая Петрановская для немцев :Р
Теория привязанности, разработанная Джоном Боулби, опирается на предположение, что склонность младенцев приматов развивать привязанность к значимым взрослым – результат эволюции, поскольку позволяла выжить в мире, полном хищников. Причем привязанность формируется в две стороны: и у родителя, и у малыша. Те пары, которые не формировали привязанности, не выжили и не дали потомства. Поэтому теория привязанности описывает лишь такой аспект отношений как реакция на угрозу и новизну. Именно в этих ситуациях младенцам так нужна мама. Новое для них почти всё. А угрозы из этого всего ещё надо выделить. Поэтому в первые год-два мама или другой значимый взрослый так нужны рядышком. Пока они рядом – малыш может смело исследовать мир. Дальше будут кризисы сепарации один за другим.
В книге даны простые рекомендации как пройти этот период с малышом. Причем, она далека от идеи, что всё должна делать только мама, ни на секунду не отлучающаяся от детей. Бриш честно пишет, что мамы 24/7 находящиемя с малышом находятся в категории риска по постродовой депрессии. А именно она может создать проблемы при формировании привязанности у малыша. Дает рекомендации как ввести в дом няню. Как правильно выбрать ясельную группу и воспитателей в ней.
Пишет Бриш и о том, как собственный детский опыт влияет на родительство. Подчеркивает необходимость его переработки. Только не рассказывает, как эту переработку организовать.
Всё это с ненавязчивым (ну ладно, в конце книги с более навязчивым) промоушном программы SAFE: помощи людям в родительстве.
Тем, кто ничего не знает о теории привязанности, с этой книги может быть хорошо начать. А вот стоит ли это делать в начале родительства, я не знаю. Несмотря на мягкость формулировок, в книге множество проективного материала, который может усилить родительские стыд и вину. Одно дело, когда информацию доносит психотерапевт, подбирая наилучшие формулировки и обрабатывая ваши чувства. Другое дело, когда вы с книгой и младенцем – один на один.

Почему страница последняя?
Последние страницы художественной литературы
Последние страницы духовной литературы

How we feel

Мой любимый трекер настроения Mood Patterns остался в 2022 году вместе с подпиской через google pay. Это потеря. Но благодаря ей я познакомилась с how we feel. А это больше, чем просто мудтрекер.
Для начала, что такое трекер настроения? Это программа, которая несколько раз в день спрашивает у вас, как вы себя чувствуете. И принимает ответы либо в виде конкретных эмоций, либо в виде оценки состояния по разным шкалам. Со временем такие программы набирают статистику и становится ясно, как меняется ваше настроение в течение дня и недели, есть ли какие-то закономерности в этих изменениях. Такие штуки могут быть полезны людям с БАР или циклотимией, чтобы отслеживать фазу состояния. Людям с легкой формой депрессии – заметить, что всё не так уж плохо. А с рекуррентной депрессией – чтобы заглядывать в прошлые записи и вспоминать, что когда-то было хорошо. И просто для самопознания.
Способ оценки эмоций и статистика в разных мудтрекерах разная. В how you feel ты выбираешь сначала группу эмоций: неприятно и много энергии, приятно и много энергии, неприятно и мало энергии, приятно и много энергии. Потом попадаешь в меню с названием конктретных эмоций. Их ограниченное количество, но достаточно разнообразное. Каждой эмоции помимо цвета группы соответствует отдельная форма. Разработчики утверждают, что она как-то отражает качество эмоций. Для быстроты можно найти нужную эмоции через строку поиска. Прежде, чем выбрать, можно посмотреть определение каждой из эмоций.
Continue reading

Испанский стыд

Слушала лекцию одного блистательного социолога об испанском стыде. Это чувство смущения, неловкости и даже позора, которое возникает у нас, когда мы наблюдаем неприличное или нелепое поведение другого человека. Некоторые из моих коллег рассматривают его как невротическое. И связывают с чрезмерным расширением эго, размытием границ. Мол истинный стыд – это который за себя.
С точки зрения социологии испанский стыд можно рассматривать как раз как квинтессенцию стыда. Почему же? Обычно, когда мы испытываем стыд за себя, он связан с нашими действиями и поэтому сочетается с виной. Например, оделся каким-то неподобающим образом на вечеринку, и вот мне и виновато – испортил идею организоваторов, – и стыдно – чувствую себя неуместным в отличающемся от всех костюме. А испанский стыд не таков. До переживания испанского стыда мы бездействуем. Поэтому не за что быть виноватым. И тут стыд во всей его красе выходит на первый план. Я вижу, как кто-то, принадлежащий к значимой для сменя группе, с которой я себя идентифицирую – например, психолог – что-то такое делает: обещает результат, который не может гарантировать. И это вызывает переживание неловкости, противоречивое желание то ли осудить коллегу, то ли исключить себя из круга таких психологов. А это и есть феноменологическая квинтессенция стыда. То ли убиться идентичностью, то ли убить за неё.
Социологи идут дальше психологов в понимании вины и стыда. Мы говорим всё больше о регуляции поведения индивида, а социологи – о регуляции общества. Потому что именно в таких ситуациях прочувствуются и реализуются нормы сообществ. Переживаемый нами стыд – часть психического метаболизма групп, к которым мы принадлежим. А не просто манипулятивный крючок, как некогда описывал его Ф. Перлз.

Алёна Юдина. Отчаяние: ресентимент или путь к свободе

В начале года не по сезону слушала лекцию Алёны Юдиной про отчание. Хотя почему не по сезону? Christmas blue – отличное состояние для этой лекции.
То, что делает Алёна, это чуть больше чем пересказ умных философских книг. Это и не систематизация, и не схематизация. Это своего рода искусство перепроживания явлений, о которых она говорит. Философская и психологическая мысль, музыка, картины – это лишь мультимодальная опора, поддерживающая проживание на разных уровнях. Даже наблюдая мероприятие в записи, мне сложно назвать его просто лекцией. В большей степени это перфоманс, ведущий от тщеты через отчаяние к светотьме. Мечтаю, когда-нибудь увидеть, услышать, воспринять всеми чувствами очно. Пока беру, то что есть.

FiT


В октябре-декабре прошла обучение у Даниила Грачева, посвященное шкалам обратной связи в психотерапии.
У меня долгая история со шкалами. Я пыталась обратиться к ним в начале практики, очень вдохновленная статьей коллег из МГППУ. Но тогда была слишком увлечена подготовкой сертификационных случаев и боялась сделать шаг в сторону от гештальтистой методологии. Сейчас, когда уже более или менее понятно, что эффективность психологической помощи зависит не столько от подхода, сколько от других важных факторов – !особенно альянса! – я стала свободнее в экспериментах. Теперь потихоньку с новыми клиентами внедряю шкалы.
Мне нравится, как они вписываются в структуру гештальт-сессии. ORS – шкала общего самочувствия – хорошо поддерживает вход в преконтакт, позволяет собирать фон прошедшей недели (или другого отрезка времени с перерыва). SRS – хорошая для постконтакта. Позволяет обнаружить себя довольным или не довольным тем, что происходило в сессии.
При этом мне сложно примиряться с идеей ранних изменений. Грубо говоря, если самочувствие не улучшается в первые 9 сессий психотерапии, то вероятность того, что оно будет улучшаться дальше, крайне мала. В терапии у конкретного психотерапевта. При этом ясно, что улучшение важно учитывать с поправкой на исходную сложность ситуации. Чем хуже себя чувствует клиент, тем важнее получить значимое улучшение в начале. Конечно, это нисколько не умаляет ценности долгосрочной работы, когда можно получать небольшое улучшение и без того достаточно хорошего состояния или вовсе заниматься самоисследования, но заставляет совсем иначе смотреть на первые сессии.
Выстраивать культуру обратной связи ещё учиться и учиться. Вот казалось бы, столько раз задавала вопросы, похожие на шкалы, клиентам, а каждый раз, как в первый. И всегда волнительно. Настолько наглядно обсуждать то, что происходит в каждой сессии, – освобождает от одиноких поисков самого подходящего слова, действия, техники в тумане неясных сигналов.
Увы, пока нет возможности брать новых клиентов, чтобы отрабатывать эту историю дальше. Но когда-нибудь эта возможность вернется.
Про курс. Очень плотный. Много информации. Много исследований. Много практики. Я бы его не два месяца проходила, а год, чтобы всё укладывалось. Кому из коллег интересно, вот ссылка на программу прошедшего курса https://daniilgrachev.com/fit-course. Табуретка утащена из авторской презентации :Р Думаю, там будет обновление к новому набору. Или можно написать Даниилу уточнить, когда ждать новый набор.

ВИНА, ГНЕВ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ В ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ ч.3

Финальная часть.
1. Про вину и злость
2. Про цикл вины и (без)ответственность

Как и в чем помочь клиенту, переживающему вину?
Вина – неприятное чувство, которое может длиться достаточно долго, снижая качество жизни. Поэтому, переживающий вину клиент, зачастую приглашает психотерапевта поскорее от неё избавиться. Он может рассказывать про ситуацию вины, жалуясь или оправдываясь, преуменьшая свою роль и преувеличивая роль обстоятельств или наоборот, неосознанно ставя психолога на роль судьи или запрашивая отпущение грехов [5]. К счастью, гештальт-терапия никогда не была терапией, направленной, на избавление от чувств. И хоть соблазн разрешить вину немедленно, используя катарсические техники, обвиняя всех вокруг или злясь на пострадавших, силён (особенно если психотерапевту некомфортно в собственном проживании вины), гештальт-терапия обладает всем необходимым, чтобы помочь клиенту сделать вину проживаемой, опереться на нее для построения подходящих ему отношений и для развития совести как внутреннего чутья правильного взамен костным интроецированным структурам морали.
Приравнивая вину к сопровождающей ее злости и/или обиде, мы поддерживаем убеждение клиента, что вина непереносима или вредна. И игнорируем роль, которую она играет в отношениях. Встречаясь с жалобами клиента на чувства в ситуации вины важно развернуть проживание полного цикла опыта.
1. Для начала важно понять, что именно клиент называет виной. Помочь ему обнаружить ощущения в теле и заметить собственные, возникающие рядом с ним. Вместе классифицировать их, на что они больше похожи: может быть на страх, может быть на сожаление, а может быть и на гнев. Это поможет определить, какой тип вины разворачивается в текущей ситуации. Если это вина второго типа, важно поддержать клиента в отделении собственных чувств от чувств пострадавшего и осознанном сострадании. Если это вина первого типа, фокусировка на телесных ощущениях может сделать внезапно доступным травматический опыт из прошлого клиента. И переработка его хоть и не связана непосредственно с актуальной виной, но является необходимой для дальнейшей работы.
2. Далее важно заметить, как складывается ситуация в восприятии клиента и в восприятии терапевта, который слушает его историю. Как клиент замечает, что другой пострадал? Есть ли место другому в обозначении уязвленности? Сколько в этом актуального материала, связанного с ситуацией и отношениями, в которых возникла вина? Сколько связано с прошлой историей клиента? Что происходит с ответственностью в этой ситуации? Переживает ли клиент за свои действия или сужает или расширяет зону ответственности? Может быть, клиент переживает опыт навязанной или иллюзорной вины
? Или же зона ответственности определена четко и совпадает с авторством действий? Как это влияет на переживания клиента: усиливает или ослабляет вину, дает доступ к другим чувствам? Как это влияет на переживания терапевта? Удивляет, вызывает жалость, сочувствие, страх, гнев? Тут обнаружение страха и разворачивание злости к тем, кто раньше наказывал или несправедливо вменял вину, хоть и прерывает цикл вины, но является необходимым для продвижения дальше.
3. Важно заметить, к каким действиям подталкивает клиента переживание вины и как направляет его мышление. Есть ли действия, которые клиент готов признать собственной ошибкой или неаккуратностью? Есть ли зона, где он принимает свою неправоту? Как на это откликается терапевт? На этом этапе, клиент и терапевт могут обнаружить, что пытаясь заметить свой промах, клиент опирается не столько на себя и актуальные отношения, сколько на правила, по которым должен чувствовать себя виноватым. Тогда снова приходится отвлечься от цикла вины и обратиться к пересмотру обнаруженных интроектов.
4. Важно вместе сформулировать, что можно сделать для исправления ситуации или компенсации ущерба. Поддержать клиента в том, чтобы искать искупления и прощения в отношениях, где он причинил боль. Или признать, что прощение в отношениях невозможно и тогда найти тот способ, которым клиент сможет простить себя или же жить дальше непрощенным.
Особенно тонкой и сложной становится эта работа, когда вина возникает в клиент-терапевтических отношениях. Совместно прожитые ситуации такого рода, в которых удается пройти полный цикл вины, оказываются трансформирующим для тех клиентов и терапевтов, кто страдает от токсической вины или избегает вины любой ценой. В длительной психотерапии невозможно избежать ситуаций вины. Причем нарушить договоренности и причинить страдание может как терапевт клиенту, так и клиент терапевту. Хорошо, если удается это заметить, признать вину, вступить в диалог и перестроить отношения таким образом, чтобы они способствовали развитию обоих участников.

1. Yontef G. Shame and Guilt in Gestalt Therapy: Theory and practice. // The voice of shame: silence and connection in psychotherapy / Robert G. Lee and Gordon Wheller editors. – 1996 – pp. 351-380 .
2. Белинская Е.В. Психология и психотерапия вины и стыда с позиции гештальттерапевтического подхода // b17 [сайт]. – 2017. – URL: https://www.b17.ru/blog/54523/?ysclid=lbgqqwfnsg813512208 (дата обращения: 19.12.2022)
3. Бубер М. Вина и чувство вины. // Вестник РАТЭПП. – 1994. – N 2. – С. 7-34.
4. Долгополова М. Работа с эмоциями в гештальт-терапии // Личный сайт Марии Долгополовой [сайт]. – 2014. – URL: https://mariadolgopolova.ru/stati/rabota-s-emotsiyami-v-geshtalt-terapii.html (дата обращения 19.12.2022)
5. Дубинская В.В. О чувствах в психотерапии. Сепарация. М. 2011, 280 с.
6. Немиринский О. Стыд и диалог // Московский Институт Гештальт-Терапии и Консультирования [сайт]. – URL: http://gestalt-therapy.ru/biblio/theor/shame_and_dialog/ (дата обращения 19.12.2022)
7. Орлова Т. За Закрытыми дверями. Почему происходит домашнее насилие и как его остановиться. – М.: БФ «Нужна помощь», 2022. – 272 с
8. Перлз Ф. Гештальт-семинары / Перевод с англ. – М.: Институт Общегуманитарных исследований, 2007. – 352 с.
9. Пугач Н., Булюбаш И. Механизмы формирования вины и стратегии работы гештальт-терапевта по восстановлению контакта. // Актуальные вопросы гештальт-терапии и профессиональной подготовки гештальт-терапевтов. Сборник статей ВШГТ. Под ред. И.Д. Булюбаш. – Нижний Новгород – Тольятти – Ижевск – Москва, 2017. – сс. 81-94.
10. Смирнов А. Словарь чувств 2011// https://isidor2008.livejournal.com/6126.html
11. Сонькин В. Вина – самое человеческое переживание. М., Институт Общегуманитарных Исследований, 2022. 318 с.
12. Фрейд 3. Скорбь и меланхолия. https://freudproject.ru/?p=796
13. Черняев Л. Взгляд гештальт-терапевта на базовые эмоции // Гештальт 2007. Часть 2. Философия и этика в гештальт-подходе. Москва. МГИ, 2007. Сс. 48-55.

Злость, агрессия и насилие


Пишу пост для тех, кто стыдится насилия со своей стороны, боится агрессии и избегает злости. Не чтобы все нормализовать, а чтобы провести хоть какие-то границы между понятиями, в которых путаются даже коллеги.

1. Злость – это эмоция. Значит мы её чувствуем и иногда из-за нее думает гневные мысли. Мы конструируем злость когда обозначаем нечто как препятствие к удовлетворению своих потребностей. Она толкает нас к тому, чтобы ступить в контакт с этим препятствием и его изнечтожить. Но сам факт того, что мы переживает злость, означает, что мы ещё не вступили в контакт и занимаемся психической деятельностью и эмоциональной регуляцией, а не эмоциональным действием из гнева. Если я умею замечать, что я злюсь, как в этом связывается картина мира и мое состояние, то я могу выбирать более или менее подходящие способы достижения цели с помощью устранения или обхода препятствия.
Иногда от слова “злость” образуют всякие прилагательный. Например “злой”. Злым, то есть выражающим злость, человек может быть ситуативно (иногда), а может частенько. Тогда говорят о “злобном характере” или называют человека “злобным, злобливым”.
Но, вообще, видимо, злость случается со всеми людьми и не однажды.

2. Агрессия в широком смысле – это поведение, направленное на то, чтобы что-то захватить, уничтожить или изменить под себя, или демонстрация готовности к такому поведению. Она может быть как связана со злостью, так и нет. Воспитательные действия часто агрессивны, так как направлены на то, чтобы изменить другого человека. Например, приучить его чистить зубы. Но для этого не обязательна злость. Когда агрессия направлина на достижение каких-то рациональных целей и не сопряжена со злостью, её называют инструментальной.
Агрессия – поведение, не чувство. Агрессию не чувствуют, а делают или наблюдают.
Агрессивность – это склонность к тому, чтобы реализовывать агрессивные действия. Она может быть связана со “злобным характером”, а может и не быть. Может быть, человек просто считает, что агрессия – это крутой способ достижения своих целей.
Но, вообще, агрессия свойственна практически всем видам животных. Даже травоядные могут боднуть хищника так, что мало не покажется. И да, самооборона – тоже агрессия. Просто мы ее как-то больше уважаем, чем агрессию из зависти, например.

3. Насилие – это агрессия в отношении того, у кого меньше власти, с целью изменить его поведение на более желательное. Насилие мы тоже не чувствуем, а можем делать или наблюдать. Но важно, что агрессия двух равных людей в отношении друг друга – не насилие, пока у одного нет рычага давления на другого. Опять-таки, оно может быть вызвано злостью или нет. Мне нравится взгляд на насилие Татьяны Орловой, которая считает насилие – адаптивным механизмом выживания рода в определенных экономических ситуациях, как правило, дефицитарных. Потому что это ситуации, когда благополучие рода перевешивает ценность индивида. Собственно, насилие – механизм адаптации к окружающему миру, который позволяет на базе отношений привязанности так перестроить ценности личности, чтобы работать на интересы системы.
Опять-таки, опыт насилия есть у всех людей со всех сторон.

Как выражать и реализовывать злость, чтобы адекватно ситуации дозировать степень агресии и не прибегать к насилию? Есть простые правила.
1. Злость можно выражать, когда в отношениях есть равенство. (Если ресурса больше у тебя, рискуешь оказаться насильником; если меньше, рискуешь быть не услышанным или ещё чего похуже).
2. Важно описать поведение другого, которое вызывает вашу злость, максимально безоценочно.
3. Выразить свое отношение к этому, пояснив фрустрация какой вашей потребности приводит к злости.
4. Попросить так не делать. Если нужно обозначить что нужно, чтобы восстановить нанесенный ущерб.
5. Описать бонусы или санкции.

Если вы никогда этого не делали, следовать этим правилам может быть сложно. Это требует тренировки. И развития дополнительных навыков.

Как работает психотерапия


В соцсети, которую нельзя поминать, есть сообщество “Адекватные психологи и психотерапевты”. Название, конечно, так себе, но меня даже приняли в группу. Я очень этому рада. Потому что в группе помимо привычных всем попыток получить совет психолога и пятничного дефиле белых пальто (там для этого есть отдельный день, так что все легально), бывают интересные дискуссии о психотерапии, психологической помощи и прочем 42. Так вот , там я натолкнулась на классный вопрос: “А что собственно делает практический психолог, и какие такие навыки у него есть, которые позволяют ему делать это? Что такого знает и умеет практический психолог, что не может делать сам его клиент?
Если психолог лечит, то что есть лекарство?”
Вопрос, на который периодически важно отвечать каждому помогающему практику. Не столько для клиентов, сколько для себя. Вот и я попробую.
Что собственно делает практический психолог, сильно зависит от подхода, в котором он практикует, и от его личных особенностей. Подходы есть разные: разговорные, двигательные, воображательные и творческие. Но самое главное, что на мой взгляд делает психолог, – выстраивает с каждым клиентом определенный тип терапевтических отношений. Я сейчас не про контракт и сеттинг, а про ту иногда неосознаваемую паутинку возможных движений тела и души, которая создается в пространстве между клиентом и психологом. Когда один становится покинутым ребенком другому легко быть покидающим или прилипающим. Когда один подавляет другому легче бунтовать, когда один бунтует другому легче подавлять или возглавлять бунт. Хотя, если вдуматься, почему бы рядом с покинутым ни оказаться танцору, а с бунтарем – домохозяйке?
Почему эти отношения так важны? За чем бы ни пришел клиент, видимо, у него это пока не получается самостоятельно. Не хватает какого-то навыка, вовремя подкинутой мысли, альтернативного взгляда на ситуацию, осознанности, инсайта – скажет большинство из нас в зависимости от подхода. Но то, что я наблюдаю на практике, свидетельствует о том, что про любой навык уже написана хорошая книжка-тренажер и снято множество видео-уроков доступных на ютубе (клиент даже часто их читал/смотрел, но что-то не работает), а альтернативный взгляд может дать кто и что угодно (фильм, книга, случайный попутчик). Конечно, бывает так, что человек не знает, где искать, но тогда достаточно информирования, одной встречи психологической консультации со специалисткой/ом с широким кругозором в заданной теме. Но, чтобы книга или навык были взяты и внедрены человеком почему-то часто требуется другой человек или группа людей.
Психика человека зарождается и развивается в отношениях. Сначала с заботящимися взрослыми, затем со все более широким кругом людей. В этих отношениях человек пропитывается разными способами обращения с собой, каждый из которых имеет свои плюсы и минусы и свою сферу применения. Затем человек приходит к психологу, исследует актуальные отношения и получает какие-то новые, которые в идеале расширяют круг задач, с которыми он может справиться, и тоже имеет свои плюсы и минусы. Большинство подходов предлагает свой магистральный способ общения, через который клиент может изменить психику так, как не смог бы через другие формы отношений из своего опыта – дружеского, партнёрского, коллегиального . У какого-то психолога это будет нейтральность приправленная здравым смыслом à la достаточно хороший учитель, у какого-то “поддержка, т.е. контейнирующие объятия à la достаточно хорошая мама, у кого-то ясно простроенные границы à la достаточно хороший папа , у кого-то телесные взаимодействия с искренним вниманием и заинтересованностью à la заботливый компаньон лошадки. Хороший практический психолог умеет выделять, каким отношениям научен клиент, как это его продвинуло в жизни и в чем ограничило, и подыскивать способы отношений (а потом самоотношения), которые помогут клиенту продвинуться в его запросе.
На словах звучит просто, а на практике – это похлеще некоторых сериалов. Чтобы заметить, как отношения строятся, надо позволить им развиться. Чтобы начать пробовать что-то новое, приходится пережить кризис старого.
Например, приходит клиент, который плохо умеет обращаться со своим гневом (все совпадения случайны, это вообще из кино) – копит раздражение и затем срывается на тех, кто под руку подвернется. Хочет это поменять. Что тут сложного? Нужен курс управления гневом. И вот психолог предполагает, что у клиента дефицит эмоциональной регуляции и начинает учить клиента этой самой регуляции, чтобы гнев победить. Конечно, использует сугубо доказательные на данном этапе развития науки техники. И вот двое уже в тех же отношениях, к которым клиент привык. Он научился игнорировать и копить раздражение как раз потому что окружающие люди не умели обращаться с его гневом и ожидали от него, что он как-то от гнева избавится. Работа движется медленно или сначала движется, но потом откатывается. Клиент не доволен и копит раздражение, пока в один прекрасный момент не взорвется и не накричит на психолога. Следуя первоначальному контракту психолога и клиента, это момент “срыва”. Клиент поддался своим темным импульсам. На мой взгляд это точка кризиса. Причем как в отношениях клиента с самим собой, так и в отношениях клиент-психолог. Психолог может заметить, что такой способ отношений с клиентом не помогает ему осваивать свой гнев, потому что воспроизводит то, как он сам со своим гневом обращается. В его жизни и без того было достаточно людей, которые знали, как именно он должен считать до 10 и регулировать уровень фонового стресса: вовремя есть, пить воду и спать по 8 часов. Ему нужен тот, кто заметит, как тяжело, когда тебя и твои желания не учитывают, ты злишься, но если выразишь это – тебя бросят. Сделает это заметным для клиентам и сможет вместе с ним ценить раздражение, как сигнал о потребности.
Ну что, теперь поняли, что самый лучший подход сострадательный? Как бы ни так. Ведь похожая картина может быть и у человека, желаниям которого потакали, не обозначали собственных границ и у него не было возможности научиться справляться с такого рода фрустрацией. И тут как раз будет хорошо и считать до 10, и самому заботиться о фоновом уровне стресса и пр. Психолог, который будет напоминать, что на него кричать нельзя. И что люди пришли в мир не для того, чтобы удовлетворять потребности другого и соответствовать его ожиданиям. Конечно, уважительно и со всем состраданием. Прежде всего к себе.
Умение разглядеть паутину актуальных отношений, отлавливая собственные привычные эмоции, действия и роли, и упрямо искать более подходящие – то, чему так долго обучаются психологи всех долгосрочных и психодинамических подходов. Причем лечат, как сами отношения, так и стремление к ним с обеих сторон.

Любите ли вы маскировать боль, чтобы было весело, или про искусство замечать приятное


Увидела у коллеги коллаж с вопросом: “Любите ли вы маскировать боль, чтобы было весело”. Сразу подумала: “Умеем, знаем, практикуем”, – немедленно устыдилась и задумалась.
В конце 90-х начале 2000-х в популярной психологии позитивное мышление правило. Ищи в любой ситуации хорошее. А от этого рукой подать до обвинения меланхоликов в том, что ты просто не хочешь радоваться. Потом маятник качнулся в другую сторону. Стало популярным писать, что “позитивное мышление” помогает избегать негативные* чувства и приводит к дополнительным сложностям в долгосрочной перспективе и отвлекает от разрешения актуальных проблем. А тут уже недалеко до обвинений в отрицании, вытеснении и поверхностности тех, кто “на позитиве”.
Концентрироваться на неприятном естественно и даже жизненно необходимо. Люди, лишенные в следствие неврологических проблем возможности переживать боль, часто травмируются и оказываются в ситуациях угрожающих жизни, ровно потому что этот важный механизм сломан. Внимание к физической и душевной боли непроизвольно. Понаблюдайте, как часто вы обращаетесь умом, памятью и вниманием к ситуациям, вызывающим негативные эмоции? А как часто к позитивным? Как часто вы замечаете, что уселись удобно и как долго можете удерживать на этом внимание? И как долго внимание удерживается на неудобстве, если вдруг по какой-то причине невозможно сделать себе удобнее?
Но, чтобы пережить то, что у меня что-то болит, не усугубив ситуации, необходим запас душевных сил. Его создают приятные ощущения и т.н. положительные чувства. Тепло, добрые прикосновения, радость, удовольствие или просто комфорт. Благодаря им лимбическая система может убедиться, что смертельной угрозы нет и стрессовое реагирование не требуется**. Если этого в фоне недостаточно, интенсивные негативные переживания будут диссоциированы или трансформированы в боль. Много боли, которая сама стрессор. Как следствие раздражительность, упадок сил и прирост различных форм избегания, в т.ч. зависимого поведения и любимой всеми прокрастинации. Но наличия тепла и доступа к источнику удовольствия не достаточно, важно заметить их с той же ясностью, как мы замечаем боль. Увы, сами приятные ощущения не являются для нас таким сильным стимулом, как неприятности, поэтому удерживать на них внимание приходится учиться.
Возвращаясь к вопросу из начала поста. В ситуации длительного стресса и длительной боли важно создавать и поддерживать позитивные переживания. Не просто пересесть поудобнее или съесть вкусное (или съесть хоть что-то), но еще и заметить, как это сделало мне лучше. Не чтобы маскировать боль, а чтобы она имела шансы быть пережитой и когда-нибудь закончиться. Создавать себе комфорт и удовольствие не чтобы избежать решения проблемы, а как раз чтобы ее решить и пережить, желательно здоровым физически и психически. Создавать не в смысле придумывать, чем иногда грешит позитивное мышление, а в смысле обнаруживать новые и хорошо забытые источники. Это необходимая часть заботы о себе.
Здесь важно не столько “позитивное мышление”, сколько “позитивное внимание”, которое позволяет замечать, что мы всё ещё живы в плохой ситуации, у нас даже есть источники сил и вообще жизнь стоит того, чтобы ее жить.
Привычка обращать внимание на комфортное и приятное развивается только в практике и требует некоторого усилия, чтобы его поддерживать. Увы, последний год у русскоязычных клиентов из России звучит тема, что чем-то таким заниматься стало стыдно. “Как можно наслаждаться вкусным обедом или произведением искусства, когда…” В общем, ни природа, ни социум в этом не поддерживают. Так что усилий требуется больше. Зато эти усилия в нашей власти. Заметить, есть ли в теле приятные ощущения и какие? Есть ли вокруг что-то, что радует глаз и другие органы чувств? И если задержаться вниманием на этом, как изменится состояние? Есть ли способ, сделать себе ещё чуть-чуть комфортнее и приятнее?

* Я использую понятия негативные и позитивные чувства только потому, что ничего лучшего не нашла в языке и они всем понятны. Мне больше всего нравится вариант approach/non approach. То есть положительные чувства/эмоции/переживания это то, что интуитивно хочется продолжать и от продолжения становится лучше переживание своего благополучия. Отрицательные – те, которые хочется прервать в моменте, ситуаций с которыми хочется избегать, а от их продолжения субъективное переживание благополучия снижается. На самом деле никакие и те, и другие не являются хорошими или плохими сами по себе. Они могут быть помогающими или мешающими реализации наших желаний, а их проявления более или менее уместными в разных ситуациях. Поэтому негативное переживание злости может приводить к положительным результатам, если находится хорошая форма для ее реализации.
**Я не имею в виду ситуации немедленной и неизбежной угрозы жизни и целостности организма здесь и сейчас. То есть если у меня острая боль и твердый живот, не нужно искать приятных ощущений, а пора вызвать скорую. Если мне заламывают руку, важно так или иначе прекратить эту ситуацию: забороть противника или убежать, или сдаться его требованиям. Но если боль вызвана длительным процессом заживления или это хроническая боль, или если на нас никто не нападает, но может напасть, а мы выбираем оставаться в этих обстоятельствах, то наша забота о себе – облегчить это состояние.

Круглый стол «Психологическое консультирование онлайн: особенности и проблемы»

В пятницу на платформе Шанинки пообщалась с коллегами про перспективы и проблемы психологической помощи онлайн. Евгений Борисович Моргунов подобрал спикеров от разных направлений. Галина Лайшева представляла когнитивно-поведенческую терапию, системную семейную психотерапию, а также делилась взглядом клинического психолога. Марианна Ярвела рассказывала про онлайн психоанализ. Вячеслав Москвичев говорил про нарративную практику. Спойлер: оказывается, во всех перечисленных подходах онлайн работает; где-то есть преимущества, где-то ограничения; часть их определяется особенностями психолога и особенностями клиента.


https://www.youtube.com/live/nQW6qYrxkz0?feature=share

Пока готовилась к круглому столу обнаружила огромное количество исследований онлайн-психотерапии в психодинамическом подходе, КПТ и разных других. Удивило меня две вещи:
1. Обучение психодинамическому подходу онлайн возможно и сместилось в онлайн не в 2020 году. В 2005 году China American Psychoanalytic Alliance (CAPA) организовал программу, в которой китайский аналитики получали образование по видео-связи, в т.ч. проходили личных психоанализ и супервизию. Книга Шарфа “Психоанализ онлайн” к началу пандемии (2013, 2015, 2017, 2018) пережила уже 4 переиздания Что случилось, так это то, что в 2020 об этом стали говорить больше и спорить. И аналитики стали больше писать, что онлайн возможны и перенос, и контрперенос, в том числе в телесном отклике; что переход в онлайн иногда даже способствуют проработке негативного переноса клиента. (См. например John Merchant. Working online due to the COVID‐19 pandemic: a research and literature review. J Anal Psychol. 2021 Jun; 66(3): 484–505)
2. Всё работает не так, как мы могли бы предположить интуитивно. Например, в русскоязычном пространстве я слышала мнение, что онлайн возможно консультирование, но никакой глубинной психотерапии и тем более психотерапии травмы. По исследованиям выяснилось, что травма чуть ли не лучше исцеляется онлайн, а иногда и вовсе даже в текстовой терапии на форумах (см. McCord, C., Saenz, J., Armstrong, T. & Elliott, T. (2015). ‘Training the next generation of counseling psychologists in the practice of telepsychology’. Counselling Psychology Quarterly, 28, 3, 324–44). Клиенты с дисморфофобией, РПП, повышенной социальной тревожностью и социофобией, могут получить существенное преимущество в работе онлайн. Про людей с ПРЛ, в т.ч. с суицидальными рисками, тоже все оказалось не так однозначно, как мы себе фантазировали. И телесный отклик в работе онлайн присутствует, некоторыми людьми он субъективно переживается даже как более интенсивный (см. Enara García, Ezequiel A Di Paolo, Hanne De Jaegher. Embodiment in online psychotherapy: A qualitative study. Psychol Psychother, 2022 Mar;95(1):191-211).
В общем, ждем новых исследований. И продолжаем обсуждать и искать новые формы в работе онлайн.