Ресурсы и ловушки мифологического мышления

Пару лет назад мне выпала честь писать предисловие к авторскому сборнику halina для “Журнала практического психолога”. Это была очень интересная работа, потому что помимо собственно обзора работ, которые вошли в специальный выпуск ЖПП, я пыталась сформулировать свое видение проблемы мифа в современной академической психологии. Попытка наивная, в том числе и потому, что я впервые попробовала говорить в научном дискурсе о вещах, которые привыкла описывать менее точным и более метафорическим языком. А также о вещах, которые привыкла рассматривать как достаточно интимные.
В последнее время все чаще возвращаюсь к этой теме. Во-первых, думая про чудо. Во-вторых, про правильную интеграцию древних частей психики в повседневную жизнь. И еще в тему, зацепила заметка dvorami “Зачем ребенку волшебство?”
Поэтому все-таки выложу.

Лапшина Татьяна. Ресурсы и ловушки мифологического мышления: обзор работ Г. Б. Бедненко / Т. Лапшина // Журнал практического психолога . – 03/2013 . – N2: Спецвып.: Мифология и этика/Г. Бедненко . – С. 3-12.

Место мифологического мышления в психологии
Жизнь современного человека представляет собой причудливое сочетание достижений науки и техники с суевериями и сказками. Они часто не только не конфликтуют друг с другом, но образуют прочный союз. Мне приходилось слышать в психофизиологической лаборатории, что для лучшей регистрации клеточной активности необходимо три раза постучать по столу. Изначально это утверждение имело сугубо практический смысл – механические колебания были необходимы, чтобы электрод вошел в клетку, но практика сохранилась даже тогда, когда методы регистрации и оборудование стали лучше и не требовали постукиваний. Мифы меняются вслед за техникой. «Современная квазимифология … использует категориальность (наукоподобность) мифологем (астрология, экстрасенсорика), пытается совершить синтез последних культурных достижений (психоанализ, виртуальная реальность) с эзотерикой ушедших мифологических культур» [10].
Несмотря на устойчивость мифологического мышления, его часто рассматривают как более примитивное и архаическое в сравнении логическим, рациональным мышлением. Современный «Учебный словарь-минимум по религиоведению» определяет мифологическое мышление как «разновидность мыслительной деятельности, архаическую форму осмысления действительности, в котором синкретически соединялись первобытные верования, художественное отношение к миру, зачатки эмпирических знаний» [12]. Опираясь на классический идеал рациональности, продукт мифологического мышления, как и оно само, в лучшем случае может стать предметом научного изучения, но никак не надежным средством познания. Почему же мы все ещё верим в сказки? Почему удачно подобранная метафора помогает достичь озарения даже в тех областях, где царит классическая логика? Видимо, мифологическое мышление позволяет человеку получить то, что (пока?) невозможно с опорой на мышление исключительно рациональное. Как пишет Е. Мелетинский: «Миф пытается разрешить некоторые проблемы, которые практически находятся вне науки. Это метафизические проблемы по поводу рождения и смерти и человеческой судьбы» [9].
С этой точки зрения, мифологическое мышление и порождаемый им миф могут оказаться чрезвычайно ценными для тех практиков, кто каждый день сталкивается с проблемой человеческого пути и самоопределения (в т.ч. конструирования собственной судьбы). Это, прежде всего, психологи, социальные и политтехнологи и… «эзотерики». В рамках постмодернистcких представлений и особенно течения «Нью Эйдж» перечисленные практики играют на одной сцене, причем так, что зрителю часто сложно отличить детскую кукольную постановку от профессионального искусства, тем более, что первое часто приносит больше катарсических переживаний. В сложившейся ситуации важно простроить целостную методологию обращения с мифом, для чего необходим тщательный анализ современного мифа и практик, применяемых для обращения с ним. Современная практическая психология, особенно в сфере индивидуальной и групповой психотерапии, а также саморазвития, активно эксплуатирует возможности мифологического мышления. В некотором смысле, она не может этого не делать. Мифологическое сознание – мощный ресурс и опора, особенно в кризисных ситуациях разного уровня. И часто, именно в этот момент человек обращается к психологу.
Тем важнее становится исследование механизмов мифологического мышления, а также выявление достоинств и недостатков, сферы применения и ограничения использования мифологического в психологической практике. Эту задачу в своей работе реализует Г.Бедненко и её коллеги в «Практической лаборатории индивидуального мифа».

Миф: от бессознательного к постсознательному
Работы З. Фрейда и К.-Г. Юнга продемонстрировали, что по мере развития рационального сознания, магическое или мифологическое мышление не исчезает, а продолжает существовать на бессознательном уровне. Признав бессознательное важной частью человеческой психики, психоанализ указал на его важную роль в поведении и мыслительных процессах человека. Поэтому в рамках классического психоанализа были разработаны методы, позволяющие сделать бессознательное доступным сознанию для анализа. При определенных условиях можно говорить о постсознательном или пострациональном мышлении (по аналогии с постпроизвольным вниманием по Н. Добрынину), которое принимает законы рационального мышления, использует его методы, но при этом обращается к мифологическому пласту действительности. Одним из примеров подобного мышления является юнгианский анализ сновидений.
Г. Бедненко предлагает выделить в мифологическом мышлении современного человека мышление осознанное и неосознанное: «К первому мы относим поэзию, художественное творчество, идеологическую составляющую научных течений, философию и религию. Ко второму – суеверия, «мифы представлений» (например, «все женщины – плохие водители»), идеологию масс и неврозы»[5]. Мифологическое мышление более высокого уровня, или постсознательное мышление, выполняет смыслообразующую функцию, определяя смысл происходящих событий, рассматривая их как полисемантические символы. Это раскрывает перед человеком уникальные, в сравнении с другими видами, возможности. С одной стороны, через миф человек способен построить определенную картину реальности, точкой отсчета в которой является он сам, преодолевая таким образом хаос ощущений и разрозренных представлений. С другой стороны, миф позволяет управлять собственным развитием, «выделяя вызов, испытание, некое требование, которое предоставляет миф человеку, чтобы тот был способен осознавать себя именно человеком (а не животным или стихийным существом)» [5].
Здесь миф сочетает в себе два эстетических принципа в отношении человеческой жизни: вживания и объективности, лирики и эпоса в понимании Д.Леонтьева [7]. Благодаря эмоциональному отклику и символичности миф позволять установить параллели между своей и чужой историей через вживание. С другой стороны, в мифе имплицитно присутствует его создатель, который наблюдает со стороны и может увидеть воспринимаемые героем события в совершенно неожиданной перспективе. Таким образом, развитие постсознательного мышления становится одним из орудий жизнетворчества, как «личностно-ориентированной практики развития и коррекции отношений с миром», в которой практик отказывается от задачи формирования нового человека по заранее известной мерке, но позволяет субъекту определить, в каком направлении и как ему развиваться. В этом смысле продуктивная работа с мифом на уровне постсознательного мышления приводит к расширению границ жизненного мира, что является единственным позитивным критерием жизнетворческого эффекта.
В то время как неосознанное мифологическое мышление способно запереть человека в перепроживании одной или нескольких жестко заданных историй. Часто такая история воспринимается как чуждая, рассказанная кем-то другим, но имеющая особую власть над течением событий жизни. Одним из ключевых эффектов постсознательного мышления является возвращение себе мудрой власти над своей жизнью.

Практики мифа
Г. Бедненко, используя междисциплинарный инструментарий истории, культурологии и психологии, в своих работах реализует попытку рационального анализа мифа в широком смысле слова, то есть образа мира (и субъекта по его подобию) и особого осмысления его истории. Реализацию ее авторского подхода можно увидеть в книгах «Греческие богини. Архетипы женственности» и «Боги, герои, мужчины. Архетипы мужественности» [3], [1]. Они посвящены не столько античному мифу, сколько его явлению в жизни современного человека. Поэтому наряду с анализом источников Г. Б. Бедненко использует в своей работе мифодраматический метод. При помощи приемов юнгианской психодрамы и социодрамы в мифодраме реконструируется сюжетная ткань мифа, позволяя участникам прикоснуться к собственным переживаниям в нем, вывести миф на новый уровень осознавания. Наряду с исследовательскими целями, мифодрама может применяться в терапевтических группах и группах саморазвития, в некоторых случаях метод может стать основой для разработки корпоративного тренинга.
С одной стороны, мифодрама позволяет расширить ролевой репертуар участника, развить навык спонтанного действия «из себя», что характерно для всех техник психодрамы. С другой стороны, мифодрама позволяет прикоснуться к ткани мифа, научиться узнавать явление мифа в своей жизни и выработать метапозицию в отношении сюжета, что составляет основу постсознательного мышления. Подробнее об исторических корнях, методе и техниках мифодрамы, а также особенностями работы с реконструкцией различных мифологических сюжетов можно узнать из статьи «Мифодрама: ее драматические предшественники, цели, смыслы и методы». В работе «Мифодрама «Рождение и деяния Пана» можно познакомиться с примером того, как анализ мифологического сюжета реализуется в мифодраматическом сюжете.
Наряду с психодраматической реконструкцией мифологических историй, Г. Бедненко разработан метод констелляции греческих божеств . Он основывается на предположении Дж. Ш. Болен о том, что бессознательное европейца населено божествами древнегреческих мифов, каждый из которых имплицитно содержит в себе ряд сценариев взаимодействия с миром и другим в мире. Метод констелляции греческих божеств позволяет структурировать внутренний диалог субъекта через экстернализацию его «участников» и организацию их отношений. В процессе поиска хорошей формы происходит взаимодействие бессознательных частей протагониста, его заместителей и ведущего, но также постсознательной части ведущего и других участников, без которой польза процедуры была бы сомнительной.
Это одно из важнейших ограничений метода: для корректной работы с мифологическим пластом действительности практик сам должен обладать устойчивой метапозицией и навыками постсознательного мышления. Другие подводные камни современных психологических практик, прикасающихся к субъективной феноменологии и индивидуальному мифу исследуются в статье «Образы и сюжеты внутренней реальности как реконструкция личного мира: ловушка подхода». Уже упомянутые методы, сказкотерапия и другие арттерапевтические практики могут оказаться бесполезными и даже вредными для клиента, когда практик и его клиент оказываются во власти фантазий. В некоторых вариантах реализации психологическая работа с индивидуальным мифом сводится к экстатическим ритуалам древних. З. Фрейд в своем исследовании «Тотем и табу»[11] писал: «У примитивного человека имеется громадное доверие к могуществу его желаний. В сущности, всё, что он творит магическим путем, должно произойти только потому, что он этого хочет». Прикасаясь к мифологическому пласту реальности, мы приглашаем древнего предка в нашу жизнь. Поэтому здесь важен союз рациональной части с символическим и образным мышлением (постсознательное мышление). «Мы можем работать только с тем, что актуально и есть здесь и сейчас. Мы можем отстраняться от буквального смысла и переходить на системный или символический уровень, где осознать модель поведения и сознательно ее изменить вновь символически или системно, а затем ожидать каждого шанса для возможного изменения в действительности. Мы можем осознать свой сценарий и уже сознательно воздерживаться от него в реальности. Это единственно реальные способы» – пишет Г. Бедненко.
Мифологическое мышление современного человека основывается не только на мифах, но и на волшебных сказках. Анализу фольклора, авторских сказок и современных сказочных сюжетов посвящена книга Г. Бедненко “Красавица или Чудовище. Волшебная сказка и индивидуальный миф”[4]. При анализе сюжетов человеческих жизней важно понимать, что сказка и миф представляют разные по глубине и ряду свойств пласты мифологической реальности (если миф – символ, то сказка – метафора). Но у них есть общая черта: «Мифологические и сказочные сюжеты и их герои — это не просто отдельная метафора или персонаж, который может быть рассмотрен в отрыве от основного повествования. Герои плотно вплетены в контекст, а сюжетный контекст — в тот или иной символический пласт» [4].
Анализируя этот пласт Г.Бедненко сталкивается с историей индивидуации, становления личности, преодолеваемых на этом пути вызовов и испытаний. Особенность современной европейской культуры такова, что во многом эти вызовы совпадают с вызовами подросткового возраста . Современные сказки через метафору позволяют осмыслить действительность, поэтому в них находят свое отражение актуальные социальные феномены. Современная культура предлагает нам новый образ невзрослеющих подростков в вампирских сагах, мифологизацию социопатии в страшных историях про ночного хищника и пр. Вокруг мифологических сюжетов образуются новые субкультуры. Анализ сказочного и мифологического пласта актуального коллективного бессознательного позволяют выявлять тенденции развития общества. Так же, как обращение к архетипу сезонности, позволяет определить текущий этап развития отдельного человека, а значит выделить необходимые и доступные в данный момент ресурсы и актуальные задачи .
Наряду со сказками, мифами и их проявлениями в современной культуре, особенно ценными для психологической практики оказываются исторически сложившиеся символические системы, такие как Таро или Руны Старшего Футарка. Они, «как правило, демонстрируют семантический ряд, развитие сюжета, схожий со значимым мифологическим паттерном развития личности» . Они могут стать своеобразным логическим языком для обращения с мифологическим пластом человеческой действительности. И как любой язык, помочь понять, а значит управлять.

От этикета к этике: освобождение человека от героя
Осознанное использование ресурсов мифологического мышления приводит субъекта к осмыслению окружающего мира, его истории и своего места в нем. Узнавая себя в героях множества историй, субъект, совершая челночное движение идентификации-разидентификации, обретает способность сделать самостоятельный выбор и строит собственную историю.
В завершение своей книги “Красавица или Чудовище. Волшебная сказка и индивидуальный миф” Г. Бедненко пишет: «В условиях сложностей и трудного выбора, в период испытаний и важных вопросов мы обращаемся к мифу — потому что бытовое объяснение актуальной ситуации уже не способно нас удовлетворить или даже помочь. Держать ответ перед своей судьбой можно только душевной силой, волей и осознанием процесса. Тогда это будет индивидуальный мифологический шаг внутри своего Большого сюжета, своего мифа»[4]. В этой пиковой точке постсознательного мышления человек получает возможность отделить собственное Я от исполняемой роли; полностью осознавая собственную ответственность и собственные ограничения, делать то, что должно в данной ситуации.
Подобный подход к анализу человеческого поведения на уровне жизнетворчества позволяет по-новому обратиться к этическим проблемам и вопросам саморегуляции человеческой деятельности. С этой точки зрения особенно интересной темой для исследования становится соотношение этики и этикета . С точки зрения Г. Бедненко, «этикет – символическое поведенческое воплощение этической нормы, которое может быть насыщено смыслом, содержанием и эмоциональной силой, или быть формальным». Сосуществование этих двух форм организации человеческого поведения позволяет субъекту синхронизироваться с другими в поле социальной жизни и совместной деятельности.
В современном обществе усложняется сеть межчеловеческих связей и происходит расщепление этики и этикета различных входящих в него сообществ. Например, этика и этикет психологического сообщества отличается от общеделовой этики и этикета. Психолог может на прямую апеллировать к чувствам собеседника, что не допустимо на деловых переговорах. От кадрового психолога локальные нормы фирмы могут требовать нарушения тайны результатов обследования, что противоречит этическому принципу конфиденциальности полученных в психологическом исследовании данных.
Сложившаяся ситуация ставит субъекта перед необходимостью построения индивидуальной (но не всегда индивидуалистичной!) морали. Многие люди реагируют на этот сложный вызов растерянностью, чувством опустошения, оказываются в состоянии собственного этического расщепления. Настроенный камертон постсознательного мышления позволяет, опираясь на личные этические принципы, гибко перестраивать поведение в соответствии с этикетными нормами сообразно актуальной ситуации жизни, сохраняя внутреннюю целостность. Попытку разрешения подобных этических конфликтов в отношении слухов в еврейской культуре можно наблюдать в статье Г.Бедненко «О слухах и злословии».
Таким образом, восприятие символического плана этикетной или религиозной нормы, с одной стороны, позволяет человеку найти решение в ситуации этического конфликта. С другой стороны, вооруженный подобным инструментом ученый может разглядеть особый пласт в поведении человека.

Перед тем, как написать этот обзор, я заново знакомилась с публикациями Г.Бедненко и её коллег, ощущая особую ценность мифологического мышления в собственной работе. В этом обзоре я намеренно пишу «я» вместо привычного наукообразного «мы», чтобы подчеркнуть, что именно субъект получает, обращаясь к реальности мифа. Здесь личность (а не обезличенное единое «мы») может стать субъектом жизнетворчества, хозяином своей судьбы и творцом собственного мифа.
Контакт с архаической частью психики обогатит работу психолога, культуролога, социолога, эзотерика, священника, писателя и других практиков, каждый день имеющих дело с субъективной и социальной реальностями человеческого существования. Каждый из нас наверняка чувствовал в личной практике то особое ощущение ясности, живости картины, возникающее, как только удается подобрать удачную метафору, например. Но продуктивным этот контакт может быть лишь при условии реализации процесса, который я решилась назвать постсознательным мышлением, т.к. оно рационально по форме и методам и мифологично по объекту анализа (сфере применения). Среди навыков постсознательного мышления важна чувствительность к реальности своих переживаний, способность находиться в метапозиции в отношении рассказываемой истории и определенный уровень честности с собой, позволяющий не терять контакт с принципом реальности даже в самом ярком катарсическом переживании. Лишь при реализации перечисленных условий я могу согласиться со словами Е. Мелетинского: «Высшая реальность мифа – источник и модель всякой гармонии. Вот почему миф остается живым и всегда находит себе место на некотором интеллектуальном уровне» [9].

Список использованной литературы
1. Бедненко Г.Б. Боги, герои, мужчины. Архетипы мужественности – М.: Издательство «Класс», 2005.
2. Бедненко Г.Б. Греческая мифодрама. Деяния богов – Добросвет, КДУ, 2008.
3. Бедненко Г.Б. Греческие богини. Архетипы женственности – М.: Издательство «Класс», 2005.
4. Бедненко Г.Б. Красавица или Чудовище: Волшебная сказка и индивидуальный миф — М.: Изд-во «Пряхи», 2012.
5. Бедненко Г.Б. Пространство мифа // Прикладная юридическая психология. — 2008 — № 4. — с. 37-44. Доступно онлайн http://flogiston.ru/articles/social/mythspace
6. Болен Дж. Ш. Богини в каждой женщине – София, 2007.
7. Д.А.Леонтьев. ЖИЗНЕТВОРЧЕСТВО КАК ПРАКТИКА РАСШИРЕНИЯ ЖИЗНЕННОГО МИРА // 1-я Всероссийская научно-перактическая конференция по экзистенциальной психологии: материалы сообщений. Под ред. Д.А.Леонтьева, Е.С.Мазур, А.И.Сосланда. – М.: Смысл, 2001, с. 100-109
8. Лосев А. Ф. Диалектика мифа — М.: Правда, 1990.
9. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе – М.: РГГУ, 2000.
10. Мишучков А.А. Специфика и формы мифологического мышления // Теоретический журнал “CredoNew” -№3 – 2001. Доступно онлайн http://credonew.ru/content/view/249/26/
11. Фрейд З. Тотем и табу– СПб.: Азбука-классика, 2005.
12. Яблоков И.Н. Религиоведение – Учебное пособие и Учебный словарь-минимум по религиоведению – М.: Гардарики, 2000.

Купить журнал и изучить статьи, на которые я ссылаюсь, можно в магазинчике “Пряхи” и в редакции журнала.

Ещё на тему:
– Раздел psyvert, посвященный мифам и сказкам
– Сказки и мифы в ЖЖ

Источник изображения, автор – Pixiv Id 1134488.

© 2015, Татьяна Лапшина. Все права защищены. Распространение материалов возможно и приветствуется с указанием ссылки. Для модификации и коммерческого использования, свяжитесь с автором